Щербатов Михаил Михайлович

(князь) — историк. Родился в очень зажиточной семье в 1733 г. Первоначальное образование получил дома. С 1750 г. служил в , но сейчас же после манифеста 18 февраля 1762 г. вышел в отставку. Рано поняв недочеты своего образования, он старался пополнить их самостоятельным чтением. На гражданской службе, куда он скоро поступил, Щ. имел полную возможность хорошо ознакомиться с тогдашним положением России. В 1767 г. он в качестве депутата от ярославльского дворянства участвовал в комиссии для составления нового уложения, где в духе данного ему избирателями наказа очень рьяно отстаивал интересы дворянства и всеми силами боролся с либерально настроенным меньшинством. Несколько раньше Щ. стал заниматься русской историей под влиянием , о чем он сам говорит в предисловии к I т. "Истории российской". В 1767 г. Щ., вероятно, был представлен , и она открыла ему доступ в патриаршую и типографическую библиотеки, где были собраны списки летописей, присланные по указу Петра I из разных монастырей. На основании 12-ти списков, взятых оттуда, и 7-и собственных Щ., не имея никакой предварительной подготовки, взялся за составление истории. Несмотря на то, что в 1768 г. он был назначен в комиссию о коммерции и что ему было поручено императрицей разобрать бумаги Петра I, его работа шла очень быстро: к 1769 г. он дописал 2 первые тома, до 1237 г. Тогда же начинается усиленная издательская деятельность Щ. Он печатает: в 1769 г., по списку патриаршей библиотеки, "Царственную книгу"; в 1770 г., по повелению - "Историю свейской войны", собственноручно исправленную Петром Вел.; в 1771 г. - "Летопись о многих мятежах"; в 1772 г. - "Царственный летописец". Собственная его история несколько замедлилась вследствие необходимости к летописным источникам присоединить и архивные, до него никем, кроме , не тронутые. В 1770 г. он получил разрешение пользоваться документами московского архива иностранной коллегии, где хранились духовные и договорные грамоты князей с половины XIII в. и памятники дипломатических сношений с последней четверти XV в. Энергично принявшись за разработку этих данных, Щ. в 1772 г. окончил III-й, а в 1774 г. - и IV т. своей работы. Не ограничиваясь одними историческими трудами, он в 1776-77 г. составляет замечательную работу по статистике, понимая ее в широком смысле школы Ахенвалля, т. е. в смысле государствоведения. Его "Статистика в рассуждении России" обнимала 12 рубрик: 1) пространство, 2) границы, 3) плодородие (экономическое описание), 4) многонародие (ст. населения), 5) веру, 6) правление, 7) силу, 8) доходы, 9) торговлю, 10) мануфактуру, 11) народный характер и 12) расположение к России соседей. В 1778 г. он сделался президентом Камер-коллегии и был назначен присутствовать в экспедиции винокуренных заводов; в 1779 г. был назначен сенатором. До самой своей смерти Щ. продолжал интересоваться политическими, философскими и экономическими вопросами, излагая свои взгляды в ряде статей. История его тоже подвигалась очень быстро. Последние тома, XIV и XV (до свержения Вас. Шуйского) были изданы год спустя после его смерти (Щ. умер в 1790 г.). В настоящее время сочинения кн. Щ. большею частью уже изданы, и личность его как историка и публициста может быть вполне выяснена.


Щ. как историк. Щ. еще при жизни приходилось защищать свой труд от общих нападок, особенно против Болтина. В 1789 г. он напечатал "Письмо к одному приятелю, в оправдание на некоторые скрытые и явные охуления, учиненные его истории от г. ген.-маиора Болтина", что вызвало ответ Болтина и отповедь, в свою очередь, Щ., напечатанную уже после его смерти, в 1792 г. Болтин указывал на ряд ошибок Щ.: 1) в чтении летописи, вроде превращения "стяга" в "стог", "идти по нем" в "идти на помощь" и т. д. и 2) на полное незнакомство Щ. с исторической этнографией и географией. Действительно, история Щ. очень страдает в этом отношении. Щ. не сумел ориентироваться в древней этнографии, а ограничился пересказом известий по французским источникам да и то "толь смутно и беспорядочно, - по его собственному заявлению, - что из сего никакого следствия истории сочинить невозможно". Но дело в том, что этот вопрос был наиболее темным, и только Шлецеру (см.) удалось внести туда некоторый свет. Во всяком случае, Щ. зачастую является более сведущим и осторожным, чем Болтин. В обработке летописи Щербатов, несмотря на всю массу промахов, в которых его упрекали, сделал шаг вперед сравнительно с в двух отношениях. Во-первых, Щ. ввел в ученое пользование новые и очень важные списки, как синодальный список Новгородской летописи (XIII и XIV вв.), Воскресенский свод и др. Во-вторых, он первый правильно обращался с летописями, не сливая показания разных списков в сводный текст и различая свой текст от текста источников, на которые он делал точные ссылки, хотя, как замечает Бестужев-Рюмин, его способ цитировать по №№ отнимает возможность проверки. Как и остальные наши историки XVIII в., Щ. еще не различает вполне источника от его ученой обработки и потому предпочитает, напр., Синопсис - летописи. Не по силам еще Щ. выбор данных; послушно следуя за источниками, он загромождает свой труд мелочами. Много добра русской истории Щ. принес обработкой и изданием актов. Благодаря его истории и "Вивлиофике" наука овладела первостепенной важности источниками, как духовными, договорными грамотами князей, памятниками дипломатических сношений и статейными списками посольств; произошла, так сказать, эмансипация истории от летописей, и указана была возможность изучения более позднего периода истории, где показания летописи оскудевают или совсем прекращаются. Наконец, и Щ. издали, а частью приготовили к изданию много архивного материала, особенно времен Петра Великого. Полученный из летописей и актов материал Щ. связывает прагматически, но его прагматизм особого рода - рационалистический или рационалистически-индивидуалистический: творцом истории является личность. Ход событий объясняется воздействием героя на волю массы или отдельного лица, причем герой руководствуется своекорыстными побуждениями своей натуры, одинаковыми для всех людей в разные эпохи, а масса подчиняется ему по глупости или по суеверию и т. п. Так, например, Щ. не пытается отбросить летописный рассказ о сватовстве византийского императора (уже женатого) - на 70-летней Ольге, но дает ему свое объяснение: император хотел жениться на Ольге с целью заключить союз с Россией. Покорение Руси монголами он объясняет чрезмерной набожностью русских, убившей прежний воинственный дух. Согласно со своим рационализмом Щ. не признает в истории возможности чудесного и относится холодно к религии. По взгляду на характер начала русской истории и на общий ход ее Щ. стоит ближе всего к Шлецеру. Цель составления своей истории он видит в лучшем знакомстве с современной ему Россией, т. е. смотрит на историю с практической точки зрения, хотя в другом месте, основываясь на Юме, доходит до современного взгляда на историю как науку, стремящуюся открыть законы, управляющие жизнью человечества. У современников история Щ. не пользовалась успехом: ее считали неинтересной и неверной, а самого Щ. - лишенным исторического дарования (имп. ); но это, как видно из сказанного, неверно, и нашел для себя. у Щ. довольно обильную пищу.


Щ. как публицист интересен, главным образом, как убежденный защитник дворянства. Его политические и социальные взгляды недалеко ушли от той эпохи. Из его многочисленных статей - "Разговор о бессмертии души", "Рассмотрение о жизни человеческой", "О выгодах недостатка" и др. - особый интерес представляет его утопия - "Путешествие в землю Офирскую г. С., извецкого дворянина" (не кончено). Идеальное Офирское государство управляется государем, власть которого ограничена высшим дворянством. Остальные классы, даже рядовое дворянство, доступа к высшей власти не имеют. Необходимости для каждого гражданина принимать участие в правлении, необходимости обеспечения личной свободы Щ. не знает. Первым сословием является дворянство, вступление в которое запрещено. Оно одно обладает правом владеть населенными землями; рекомендуется даже (в статье по поводу голода в 1787 году) всю землю отдать дворянам. Но и дворян Щ. стесняет целой массой мелочных правил. Признавая значение образования, Щ. требует умножения числа школ, но не дает образованным людям прав дворянина. Областное управление, на которое особенно нападал Щ., он строит, однако, в прежнем духе, стесняя его еще больше увеличением канцелярщины и формализма. Военную службу он рекомендует организовать по типу военных поселений, что позднее было сделано в России и потерпело полное фиаско. Рассудочность века наложила сильную печать на Щ. Особенно характерны взгляды его на религию офицеров: религия, как и образование, должна быть строго утилитарной, служить охранению порядка, тишины и спокойствия, почему священнослужителями являются чины полиции. Другими словами, Щербатов не признает христианской религии любви, хотя это не мешает ему в статьи "О повреждении нравов в России" нападать на рационалистическую философию и на как на представительницу ее в России. До чего сам Щ. проникся, однако, рационализмом, видно из его мнения, что можно в очень короткий срок пересоздать государство и установить на целые тысячелетия незыблемый порядок, в котором нужны будут только некоторые поправки.


Литература. Издание сочинений князя М. М. Щербатова еще не кончено (вышли тт. I, II, 1 ч. III т.). См. Иконников, "Ответ генерал-маиора Болтина на письмо кн. Щербатова" (СПб., 1789) и "Крит. примечания на Историю Щ." (СПб., 1793-94); , "Архив" (т. II, пол. 2); "Современное состояние русск. истории как науки" ("Моск. обозр.", 1859,1); Иконников, "Опыт русской историографии"; Бестужев-Рюмин, "Русская история" (t. I, СПб., 1872); , "Главные течения русской исторической мысли" (Москва, 1898); Мякотин, "Дворянский публицист Екатерининской эпохи" ("Русское богатство", 1898; перепечатано в сборнике статей "Из истории русского общества"); Н. Д. Чечулин, "Русский социальный роман XVIII в.".

Г. Лучинский.

С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.

Щербатов Михаил Михайлович

(22.7.1733 ‒ 12.12.1790), князь, русский обществ. и государственный деятель, историк и публицист. В раннем детстве был записан в . Щ. получил глубокое и разностороннее домашнее образование. В 1759‒60 в ряде статей сформулировал реакционные социально-политические взгляды: отрицание равенства людей, требование сильной государственной власти и др. В 1762 Щ. вышел в отставку в чине . В 1767 он поступил на гражданскую службу: в конце 60-х гг. работал в Комиссии по составлению нового Уложения и выдвинулся как лидер оппозиционного правительству родовитого дворянства. В 1778 президент Камер-коллегии, в 1779 сенатор. Около 1788 вышел в отставку в чине действительного тайного советника. В 70-х гг. Щ. написал ряд публицистических статей и заметок, а в конце 80-х гг. сочинение «О повреждении нравов в России», где резко критиковал политику правительства и нравы придворной среды. В 1783 написал утопический роман «Путешествие в землю Офирскую», в котором изложил свой идеал государства, полицейского по сути, опирающегося на дворянство, процветающего за счёт труда подневольных рабов. В «Истории Российской от древнейших времен» (доведена до 1610) подчёркивал роль феодальной аристократии, сводя исторический прогресс к уровню знаний, наук и разума отдельных личностей. В то же время труд Щ. насыщен большим количеством актовых, летописных и др. источников.

Соч.: Сочинения, т. 1‒2, СПБ, 1896‒98; История Российская от древнейших времен, т. 1‒7, СПБ, 1901‒04; Неизданные сочинения, М., 1935.

Лит.: Федосов И. А., Из истории русской общественной мысли XVIII ст. М. М. Щербатов, М., 1967.

Большая советская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия. 1969-1978.

ЩЕРБАТОВ Михаил Михайлович

(22.07(2.08). 1733, Москва -12(23). 12.1790, Москва) - историк, социальный мыслитель, общественный деятель консервативного направления. Принадлежал к знатному древнерус. роду Рюриковичей. Получил всестороннее домашнее образование. Наряду с философией и историей Щ. увлеченно занимался «статистикой» (государствоведением), художественной литературой и естествознанием, владел одной из лучших библиотек в России (15 тыс. т.). Военная карьера Щ. закончилась с обнародованием манифеста «О вольности дворянской» (1762). Он вышел в отставку в чине капитана лейб-гвардии. Незадолго до этого в журн. «Ежемесячные сочинения» появились его первые литературные опыты. Представляя собой переводы и компиляции древн. и совр. Щ. авторов, они были посвящены гл. обр. нравственно-философским, а также правовым и социально-экономическим вопросам. Тогда же Щ. приступил к важнейшему делу своей жизни - к изучению «русской старины», собирая материалы к Ему т. своей «Истории Российской от древнейших времен» (всего было напечатано 7 т., охватывающих период до 1610 г.). Как и мн. представители рус. аристократии, Щ. принял участие в масонском движении 50-80-х гг. XVIII в. Он не был в нем заметной фигурой, однако нек-рые элементы его социального утопизма, нравственный ригоризм, отношение к религии формировались под сильным влиянием масонства. В 1767 г. Щ. поступает на гражданскую службу, участвует в работе Вольного экономического об-ва и в комиссии по составлению нового Уложения, где в острой полемике с представителями купечества и крестьянства наиболее аргументированно представлял позицию аристократии. Он выступил, в частности, за пересмотр петровской «Табели о рангах», против равенства в правах родовитого и чиновного дворянства, против расширения экономической деятельности купечества и размывания сословных границ, был решительным противником ограничения власти помещиков над крестьянами. В 1778 г. Щ. назначается президентом Камер-коллегии, позднее - сенатором и тайным советником. В его публицистике этого периода обсуждаются вопросы дворянского самоуправления, обосновывается необходимость организации армии по принципу военных поселений. Щ. пишет первые 6 разд. энциклопедического труда «Статистика в рассуждении России», в к-ром намечается программа комплексного описания географического положения, экономики, народонаселения, государственного устройства, культуры и внешней политики Российской Империи. После выхода Щ. в отставку в 1788 г. в его произв. резче обозначалось расхождение с политикой , точнее сформулированы его социальные воззрения. К этому времени относятся ст. «Размышления о дворянстве», «Размышления о законодательстве вообще». Несколько ранее (1784) Щ. издает «Путешествие в землю Офирскую». Написанное в жанре социально-утопического романа, оно наиболее полно отразило его идеал общественного устройства. А в кон. 80-х гг. «сочиняет втайне» самое острое из своих произв. - памфлет «О повреждении нравов в России». Дворянский оппозиционер консервативного толка, Щ. отвергал принцип абсолютной монархии как ведущий к деспотизму, правовому хаосу, общественным «нестроениям» и упадку нравственности. В этом он соглашался даже с «левыми» течениями политической мысли эпохи Просвещения. Власть монарха должна быть ограничена «мудрым» законодательством, гарантом чего выступает родовитое дворянство, обладающее просвещенным разумом и «потомственной добродетелью». С т. зр. Щ., именно это сословие, наделенное кодексом чести, вписало наиболее славные страницы в историю России. Признавая большую экономическую эффективность свободного труда, Щ., однако, выступил против отмены крепостного права в России на том основании, что вред от этого перевесит пользу. В силу разности климата мн. области империи придут в запустение, т. к. освобожденные крестьяне мигрируют на плодородные земли. Щ. также полагал, что плохое состояние отечественного судопроизводства, низкая агрокультура приведут к обнищанию осн. массы «землепашцев», дроблению земель, наконец, к разорению дворянства - опоры самодержавного государства. Вредная «химера равности состояний» лежит в основе демократического типа государства. Сама природа, к-рая не терпит однообразия, восстает, считает Щ., против демократии. Отсюда данный тип государства характеризуют нестабильность, борьба партий, слишком медленное «течение государственных дел» и т. д. Опираясь на идеи Ж. Ж. Руссо, а также европейских консерваторов, Щ. подверг критике свойственное эпохе Просвещения оптимистическое упование на «естественный свет» разума, науки, на торжество общественно-исторического прогресса. С т. зр. Щ, «повреждение нравов» - слишком высокая цена за подъем материального производства и удовлетворение социально-политических амбиций «третьего сословия». По той же причине Щ., подобно Голицыну, Лопухину, Фонвизину, был против тех масштабов и темпов преобразований в России, к-рые были намечены Петром I. Философские взгляды Щ. достаточно противоречивы и эклектичны. Они сложились как под влиянием антидогматической мысли Нового времени (Ф. Бэкон, Р. Декарт, Б. Спиноза, Е. Галилей) и Просвещения (П. Гольбах, Ш. Монтескье, Ж. Ж. Руссо), так и тяготевших к мистицизму масонских авторов, а также Б. Паскаля, М. Мендельсона и Л. К. Сен-Мартена. В обосновании «превечных истин» - бытия Бога, бессмертия души, загробного воздаяния - Щ. склоняется к канонам «естественной религии», деизму и рационализму. В своем «Путешествии в землю Офирскую» он резко отрицательно отзывается и об атеистах («богохульники», «безумцы»), и о «внешней церкви». Щ., по существу, предлагает свой вариант религии - без строгой кодификации, без авторитетов, Священного писания, фактически без богослужения и духовенства. «Основание веры… происходит от самого размышления и очевидного зрения вещей» (Соч.: В 2 т. Спб., 1896. Т. 1.С. 830). Высшим предметом философствования оказывается, по Щ., сам человек в единстве «горнего» и «дольнего», духовного и телесного. Если воспитание, как утверждали европейские просветители, «делает» человека, то Щ. признает главным результатом воспитания способность объективного самопознания и на этой основе - самовоспитания. Такая способность, будучи развита в человечестве, может значительно улучшить «природу человека», а следовательно, и общественную мораль.

С о ч.: Соч.: В 2 т. Спб., 1896-1898; История Российская от древнейших времен: В 7 т. Спб., 1901–1904; Неизданные соч. М… 1935; О повреждении нравов в России. М., 1991.

Л и т.: Федосов И. А. Из истории русской общественной мысли XVIII столетия (М. М. Щербатов). М., 1967; Артемьев Т. В. Щербатов. Спб., 1994.

А. И. Болдырев

Русская философия: Энциклопедия / Под общ. ред. М. А. Маслина. Сост. П. П. Апрышко, Р 89 А. П. Поляков. - М.: Алгоритм, 2007.

О повреждении нравов в России. Записки сенатора кн. Михаила Михайловича Щербатова с XVI ст. по 1762 г .\\ . Печатня В.И. Головина. СПб., 1870, С.15-118.

РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII В.

ЛЕКЦИЯ 7

Вторая половина XVIII в. характеризуется началом разложения феодально-крепостнического строя. Формируется капиталистический уклад, оказывающий свое воздействие на соци­альные устои жизни. Обостряются противоречия между дворян­ством и формирующейся буржуазией.

Усиление крепостного гнета вызвало крупнейшую в Рос­сии крестьянскую войну 1773-1775 гг. под руководством Е. Пугачева. Социальные сдвиги породили почву для зарождения просветительских и революционных идей в России. Все это было результатом общих исторических тенденций, ведущих, в конеч­ном итоге, к смене феодализма капитализмом. Пример такой смены показала Великая французская революция конца XVIII в. Царское правительство, не понимая истинных причин этого движения в России, приписывало их только влиянию Запада, поставив своей целью борьбу с французской революцией и ее идеями.

Идеологи консервативного дворянства и абсолютизма ис­кали пути, которые могли спасти устои старой жизни, права и привилегии господствующих слоев русского общества. В этих исторических условиях выдвигается идеолог и защитник дво­рянства - князь Михаил Михайлович Щербатов.

Историко-политические воззрения М. М. Щербатова (1733-1790) нашли свое яркое выражение в его выступлениях в Уло­женной комиссии 1767 г. в защиту привилегий дворянства и против требований крестьянства и купечества. Он уже тогда высту­пил с историческим обоснованием исконности крепостнических прав дворянства.

М. М. Щербатов остро чувствовал, как подтачивались ос­новы дворянского господства, но не понимал исторических за­кономерностей и видел причину этого явления в непоследова­тельной политике правительства в деле защиты прав дворян­ства. Он выдвигает требование непосредственного участия дво­рянства в управлении Россией, подкрепляя его историческим обоснованием совместного управления царя и бояр в прошлом. Отсюда оппозиция к политике "просвещенного абсолютизма". Этот взгляд противоречил татищевской формуле о единодержа­вии.

М. М. Щербатов, как противник "просвещенного абсолю­тизма", был изолирован от активной политической деятельнос­ти. Он находился в оппозиции к Екатерине II, ее вельможам и давал им едкие характеристики. Весь темперамент Щербатова как политического деятеля проявился в публицистике. В связи с Уложенной комиссией историк подверг критическому разбору "Большой наказ" Екатерины II, а позднее "Жалованную гра­моту" дворянству. В то время, когда Вольное экономическое общество поставило вопрос об ослаблении крепостнического гнета, М. М. Щербатов выступил с запиской в защиту прав дво­рянства на крепостных крестьян, давая этому историческое обо­снование. Он откликнулся статьями на такие события, как рус­ско-турецкая война 1787-1791 гг., война со Швецией 1788г.



Освещение злободневных проблем современности вело М. М. Щербатова к более широким обобщениям и к изучению исто­рии. В 1776-1777 гг. он создает труд "Статистика в рассуждении России". Ценность этой работы состоит в том, что в ней впервые дается статистическое описание России. Позже появились сочи­нения историка "Путешествие в землю Офирскую" (1783-1784) и "О повреждении нравов в России" (1786-1789), которые затра­гивают петровские преобразования и время Екатерины II. В сво­их трудах от публицистики автор переходит к истории. Публи­цистика М. М. Щербатова не могла быть издана при Екатерине И. Он сам это прекрасно понимал, но продолжал писать. Произ­ведения Щербатова увидели свет лишь в XIX в.

Щербатов - первый историк, который в отечественной ис­ториографии отрицательно оценил реформы Петра I, прежде всего в плане заимствования им западных образцов в быту, во­енном деле, в духовной культуре. Он дал отрицательную оцен­ку правлению Екатерины II. Главное заключается в том, что М. М. Щербатов выступает против Екатерины II и ее политики как ярый крепостник, точно такой же, какой была и сама императ­рица. Он не понял того, что в новых исторических условиях Екатерина II защищала крепостничество и самодержавие напы­щенными фразами о попечении всему народу. Против этой заву­алированной политики, за прямую поддержку правительством прав и привилегий дворянства, выступили открытые крепост­ники в лице М. М. Щербатова.

Крепостнические идеи М. М. Щербатова нашли свое раз­витие в многотомной "Истории Российской от древнейших вре­мен". В течение 20 лет было напечатано 7 томов, но работа так и осталась неоконченной. Его труд заканчивается 1610 г., хотя исследователь хотел довести русскую историю до Петра I, М. М. Щербатов некритически следовал историческим источникам, особенно если они совпадали с его воззрениями. Историк дока­зывал ведущее значение в истории России дворянства, особен­но дворянской аристократии, на которую должно опираться са­модержавие. Идею о значении аристократии Щербатов разви­вает в описании событий при Иване IV, рассказывая о его борь­бе с боярской аристократией. Многое заимствовано им из вто­рой редакции Хронографа, а оценка опричнины взята у Андрея Курбского. Автор выделяет два периода в правлении Ивана Грозного: "хороший", когда царь делил свою власть с Избран­ной радой, и "плохой", когда велась политика опричнины.

М. М. Щербатов - аристократ, и с позиций аристократа он рассматривает и восстание начала XVII в. под руководством И. Болотникова. Ученый считает, что эта война возникла вслед­ствие того, что духом возмущения и буйства весь народ россий­ский так был заражен, что каждый "искал токмо случая... сму­щения вызвать". Закрепощение крестьян в XVII в. он рисует как благодеяние для самих крестьян.

Реакционные взгляды автора, сухой язык, перегрузка ма­лозначительными фактами сделали "Историю Российскую" спра­вочной книгой аристократов. Научная ценность этого сочинения состоит в источниковедческой стороне, в том, что здесь по­мещены тексты "Русской правды" и "Судебника" 1497 г. М. М. Щербатов был одним из основоположников в России такой вспомогательной исторической дис­циплины, как геральдика. Им были разработаны гербы для ряда городов и губерний страны.

22 июля 1733 г.- 12 декабря 1790 г. (57 лет) Русский историк, публицист, философ, государственный и общественный деятель.

Князь Щербатов Михаил Михайлович родился не только в очень зажиточной семье, а в семье княжеской - архангельского губернатора и сподвижника Петра I М.Ю. Щербатова. Эта семья принадлежала древнерусскому роду Рюриковичей, восходящему к внуку киевского князя Владимира Святославу Черниговскому (сам Щербатов считал себя 37-м коленом от Рюрика). Получил хорошее домашнее воспитание и образование: приобрел обширные и глубокие познания в области истории, статистики, экономики, философии, естествознания и литературы. Его домашняя библиотека насчитывала более 15 тысяч книг.

Затем М.М. Щербатов служил в лейб-гвардии Семеновском полку, но после манифеста 18 февраля 1762 г. вышел в отставку. На гражданской службе, куда он поступил в 1767 г., Щербатов имел полную возможность хорошо ознакомиться с тогдашним положением дел в России, участвуя в работе Вольного экономического общества и в комиссии по составлению нового Уложения, где в острой полемике с представителями купечества и крестьянства представлял позицию аристократии. Он выступил, в частности, за пересмотр петровской «Табели о рангах», против равенства в правах родовитого и чиновного дворянства, против расширения экономической деятельности купечества и размывания сословных границ, был решительным противником ограничения власти помещиков над крестьянами.

Под влиянием Миллера, о чем он сам говорит в предисловии к I т. «Истории российской», начал постоянно заниматься изучением русской истории. В 1767 г. Щербатов, вероятно, был представлен Екатерине II, и она открыла ему доступ в патриаршую и типографическую библиотеки, где были собраны списки летописей, присланные по указу Петра I из разных монастырей. На основании 12-ти списков, взятых оттуда, и 7-и собственных Щербатов, не имея никакой предварительной подготовки, взялся за составление российской истории. Не ограничиваясь одними историческими трудами, он в 1776-77 г. составляет замечательную работу по статистике, понимая ее в широком смысле – как науку о государствоведении (такая статистика не помешала бы современной России, в которой единой и целостной статистики нет вообще). Его, Щербатова, »Статистика в рассуждении России» обнимала 12 рубрик: 1) пространство, 2) границы, 3) плодородие (экономическое описание), 4) многонародие, 5) веру, 6) правление, 7) силу, 8) доходы, 9) торговлю, 10) мануфактуру, 11) народный характер и 12) расположение к России соседей (хорошо видно, что такая статистика намного глубже и фундаментальнее, чем современное ее понимание). В 1778 г. он сделался президентом Камер-коллегии и был назначен присутствовать в экспедиции винокуренных заводов; в 1779 г. был назначен сенатором.

До самой своей смерти Щербатов продолжал интересоваться политическими, философскими и экономическими вопросами, излагая свои взгляды в ряде статей. Написание им своей Истории России тоже подвигалась очень быстро — последние ее тома, XIV и XV (до свержения Василия Шуйского) были изданы год спустя после его смерти. Заметим, что основную цель составления своей истории он видел не столько в исследовании прошлого, сколько в лучшем знакомстве с современной ему Россией. У современников история Щербатова не пользовалась успехом: ее считали неинтересной и неверной, а его самого - лишенным исторического дарования (такого мнения была, например, имп. Екатерина II). Но это — глубоко неверно, поскольку авторитет в этой области — Карамзин — нашел для себя у Щербатова довольно обильную пищу для размышлений именно как историк.

М.М. Щербатов был весьма интересен и как публицист, особенно как убежденный защитник дворянства. Его политические и социальные и философские взгляды в концентрированном виде представлены в известной утопии - «Путешествие в землю Офирскую г. С., извецкого дворянина» (не окончена), написанную в 1783 году. Офир (в переводе с арабского — «богатство») — это известная по книгам Ветхого Завета сказочно богатая страна в Восточной Индии. В Библии (III Цар. IX, 28; X, 11; II Паралипом. VIII, 18; Иов, XXII, 24; XXVIII, 16) находим, что евреи торговали с Офиром во времена Соломона (965-928 гг. до Р.Х.), привозили оттуда золото, драгоценные камни, пряности и красное дерево. Предполагалось, что Офир был населен потомками Иокта- на — одного из потомства библейского Сима (Быт. X, 29). Коптское Оффир — это египетское название Индии. Согласно Флавию, Офиром называли Золотой Херсонес, принадлежащий Индии. Сам Щербатов позаимствовал название своей утопии, как установил Н.Д. Чечулин, из книги неизвестного немецкого автора «Konigreich Ophir», вышедшей в Лейпциге в 1699 году.

Офир, у М.М. Щербатова, — это название вымышленной страны, находящейся «близ полюса антарктического» и населенной народом, который «никогда не согласится вступить в торговлю», чтобы не привлечь «европейское корыстолюбие». Так у отечественного мыслителя начинают звучать ключевые для русского консерватизма темы изоляционизма России и антиевропеизма с целью предотвращения «повреждения нравов». Перед нами в утопии предстает конституционная монархия с всесословным Высшим правительством, состоящим из дворянских, купеческих и мещанских депутатов; сословная иерархия; организованное на «истинном христианстве» воспитание и просвещение. Автор, по сути дела, обращается к русской действительности и пытается нарисовать идеальный образ общественного правления. Здесь он изложил свой идеал государства, полицейского по сути, опирающегося на дворянство, процветающего за счёт труда подневольных рабов. Идеальное Офирское государство управляется государем, власть которого ограничена высшим дворянством. Остальные классы, даже рядовое дворянство, доступа к высшей власти не имеют. Необходимости для каждого гражданина принимать участие в правлении, необходимости обеспечения личной свободы Щербатов не знает. Первым сословием является дворянство, вступление в которое запрещено. Оно одно обладает правом владеть населенными землями; рекомендуется даже (в статье по поводу голода в 1787 году) всю землю отдать именно дворянам. Но и дворян Щербатов стесняет целой массой мелочных правил. Признавая значение образования, Щербатов требует умножения числа школ, но не дает образованным людям прав дворянина. Областное управление, на которое особенно нападал Щербатов, он строит, однако, в прежнем духе, стесняя его еще больше увеличением канцелярщины и формализма. Военную службу он рекомендует организовать по типу военных поселений, что позднее было сделано в России и, как известно, потерпело полное фиаско. Рассудочность века наложила сильную печать на Щербатова, особенно характерны взгляды его на религию офицеров: религия, как и образование, должна быть строго утилитарной, служить охранению порядка, тишины и спокойствия, в его утопии даже утверждается, что священнослужителями должны быть … чины полиции.

В конце 80-х гг. Щербатов «сочиняет втайне» самое острое из своих произведение - памфлет «О повреждении нравов в России. Записки сенатора кн. Михаила Михайловича Щербатова с XVI ст. по 1762 г.», опубликованный впервые Герценом в 1858 году в Лондоне. В последние годы жизни пишет философские работы: «Рассмотрение о жизни человеческой», «Размышления о самстве», «Размышления о смертном часе», «Разговор о бессмертии души» (1788) и другие. Дворянский оппозиционер консервативного толка, Щербатов отвергал принцип абсолютной монархии как ведущий к деспотизму, правовому хаосу, общественным «нестроениям» и упадку нравственности. В этом он соглашался даже с «левыми» течениями политической мысли эпохи Просвещения. Власть монарха должна быть ограничена «мудрым» законодательством, гарантом чего выступает родовитое дворянство, обладающее просвещенным разумом и «потомственной добродетелью». С точки зрения Щербатова, именно это сословие, наделенное кодексом чести, вписало наиболее славные страницы в историю России. Признавая большую экономическую эффективность свободного труда, Щербатов, однако, выступил против отмены крепостного права в России на том основании, что вред от этого перевесит пользу: в силу разности климата многие области империи придут в запустение, т. к. освобожденные крестьяне мигрируют на плодородные земли. Щербатов также полагал, что плохое состояние отечественного судопроизводства, низкая агрокультура приведут к обнищанию основной массы «землепашцев», дроблению земель, наконец, к разорению дворянства - опоры самодержавного государства. Вредная «химера равности состояний» лежит в основе демократического типа государства. Сама природа, которая не терпит однообразия, восстает, считает Щербатов, против демократии. Отсюда данный тип государства характеризуют нестабильность, борьба партий, слишком медленное «течение государственных дел» и т. д. Опираясь на идеи Ж. Ж. Руссо, а также европейских консерваторов, Щербатов подверг критике свойственное эпохе Просвещения оптимистическое упование на «естественный свет» разума, науки, на торжество общественно-исторического прогресса. С точки зрения Щербатова, «повреждение нравов» - слишком высокая цена за подъем материального производства и удовлетворение социально-политических амбиций «третьего сословия», причем только, в основном именно его (особо подчеркнем последнее замечание мыслителя – оно очень глубокое). По той же причине Щербатов, подобно Голицыну, Лопухину, Фонвизину, был против тех масштабов и темпов преобразований в России, которые были намечены и осуществлены жестоким образом Петром I.

Вообще мировоззрение Щербатова — это органическое сочетание плодов просвещения и науки с далеким от идеализации, но живым ощущением допетровской Руси. Г.В. Плеханов называл его одним из самых умных и образованных идеологов дворянства своего времени. Надо заметить, что общественный идеал Щербатова заключен вовсе не в будущем, а исключительно в прошлом — в допетровской Руси, где, по его мнению, все идеальное для России уже было: простота обычаев, отсутствие роскоши и богатства, равновесие власти московских царей ограничениями от Боярской думы, допуск к высшим государственным должностям через признание решающей роли знатного происхождения… Почему так на этом условии настаивал Щербатов? Ответ достаточно прост: такого рода порядок формирования власти – единственный способ исключить ее подкуп, лесть и угодничество. Заметим: мысль вовсе не лишенная своего глубинного смысла, особенно в наше время, когда во власть могут придти кто угодно и как угодно… Итак, поскольку ориентация общественного идеала – на прошлое, вернее — на допетровское время, то социальная утопия Щербатова может быть названа ретроспективной утопией, хотя отношение князя к допетровской Руси было лишено иллюзий, а его проектирование России «новой» включало, наряду с заимствованиями, и многие элементы какой-то новизны.

В социальной философии Щербатова много ценностных установок, которые можно уверенно назвать началами «русского консерватизма»: органическое понимание общества и признание определяющей роли национально-культурных традиций в историческом развитии; стремление представить будущее России в патриархальных тонах; защита сословной монархии и критика «химеры равенства»; приоритет интересов государства над интересами индивида; необходимость института церкви (хотя и реформированного в масонском духе) для народа; идеализация общественных нравов допетровской Руси; антизападничество и обостренное внимание к исторической памяти; неприятие насильственных потрясений как «гибельных», противопоставление «петровским потрясениям» постепенных преобразований, не оскорбляющих народное достоинство; критика индивидуалистических ценностей («самства»); обоснование необходимости перенесения столицы государства из Петербурга в Москву; патриотизм, обостренное внимание к исторической памяти и проблемам воспитания. Высшим предметом философствования оказывается, по Щербатову, сам человек в единстве «горнего» и «дольнего», духовного и телесного и путь к этому единству у каждого человека только один — через упорное и постепенное самовоспитание ради улучшения «природы человека» и общественной морали.

Заметим, что защита представительной монархии ведется Щербатовым в контексте резкой критики демократической формы правления. И здесь тоже важны аргументы, которые приводит мыслитель для доказательства своей правоты. Демократическое правление, пишет он в работе «Разные рассуждения о правлении», содействует разжиганию народных страстей, порождает стремление к «химере равенства» и «равенству состояний», что приводит к бунтам, мятежам, разрушению государственности и «стыдному покорству чужим державам» (обращаем внимание на последний тезис – он был крайне актуален всегда, но в последнее время особенно). Таковы, полагает философ, плоды «необузданной народной власти». Он приводит в своих работах ряд аргументов против демократии: сложность формирования государственного бюджета, поскольку народ не желает «новые наклады на себя наложить»; нестабильность этой формы правления, поскольку оно «снедает свои недры, разделялся в разные партии, которыя разные смутные поджигают, яко корабль на волнующемся море»; медленное решение дел из-за участия в их обсуждении большого количества лиц; некомпетентность и своекорыстие избранных лиц и другие. Как видим, аргументы вполне весомые и просто так их не отбросить.

Россия никогда не станет Европой, утверждает Щербатов, но может перестать быть собой, может потерять самое себя. Петр I, заключает он, как неискусный садовник слишком коротко обрезал ветки дерева, корни которого были слабы «Обрезование старых ветвей», как отмечает Щербатов, привело к «совершенному истреблению всех благих нравов» и угрозе «падения государства». «Повреждение нравов» оказалось слишком высокой платой за развитие наук и искусств, «успехи в людскости» и «поправление наших внешностей», за подъем материального производства и удовлетворение социально-политических амбиций «третьего сословия». При Екатерине II, по мнению философа, процесс «повреждения нравов» только ускорился. В 1789 году, за год до смерти, философ пишет с болью: «деспотичество, не взирая ни на законы, ни на благоразумие, ни на самую благопристойность, играет жизнию и честию подданных». Законы составляются без учета сведений о «состоянии», «пользе» и «нуждах народных». Все это «клонится к отъятию безопасности, спокойствия и благосостояния граждан». Мыслитель хорошо понимает, что его слова «несчастиям народным не помогают, деспотичество не менее действует». «Знаю все сие, - продолжает он, - но знаю, что все сие от нашего рабского и подлаго терпения происходит; а мое желание и есть, показывая твердость, постараться вдохнуть ее и в других, недовольно чувствующих отягающее их иго». Щербатов надеялся, что «филозофические науки» послужат «к поправлению самых наших нравов». С этой целью он написал в 1788 году за два года до смерти ряд работ, затрагивающих предельные вопросы человеческого существования — проблемы бессмертия души и смысла жизни (об этом мы уже сказали выше).

Особенно резко М.М. Щербатов выступал за пересмотр петровского «Табеля о рангах» (1714 года), защищая права потомственного дворянства, сословное устройство общества, усматривая в нем залог прочности государства. Правовой и социальный статус сословий определялся соответствующим кругом занятий: дворянам — правосудие, военная служба и земледелие; купечеству — торговля и промыслы. Как представитель высшего дворянства, он резко критиковал присвоение дворянских званий разбогатевшим купцам. Указывая на примеры бесчестных истоков богатства новых русских дворян, Щербатов писал: «Когда дед воровал, сын грабил, а внук разбойничает, достоин ли он потомственного награждения?». Вопрос для князя, да для всех здравомыслящих людей, вполне риторический. Заметим: Щербатов считал дворянство не «лучшим», а «особым» сословием с присущим только ему ощущением исторической преемственности, долга и сословной чести.

Освобождение крестьян он также считал преждевременным, поскольку полагал, что крестьяне непросвещенны, нравственно не готовы к свободной жизни и могут «впасть в обленчивость». В примечании к статье 256 «Наказа» Екатерины он защищает необходимость сохранения крепостничества и отмечает, что в Российской империи «связь между подданных и их господ такая, что малейшее разрушение оные может несказанный вред произвести». И далее: «Вольность крестьянская» есть «такая трудная проблема, что вряд ли в России можно было исполнить». В одной из своих работ он сравнивает крестьян, «по малому их просвещению», с быстрым младенцем, которого еще должно водить на помочах. Отпущение же его на свободу, продолжает русский аристократ, «произведет ему убой, увечье, а может быть, и погибель». Эта «задушевная мысль» русского консерватора будет всесторонне развита в «пророчествах» другого обличителя эгалитарного процесса и защитника идеи социального ранга, философа Константина Николаевича Леонтьева (о нем будет отдельная наша статья).

В конце жизни Щербатов много размышляет о смысле жизни, о бессмертии и его рассуждения об этих материях имеют непреходящую ценность. «Смертью все люди равняются, — философски замечает Щербатов, - и остается токмо память их дел и польз, которые они обществу оказали». Дела человеческие, писал Щербатов в своей социальной утопии, «испытанием времени ясны становятся». Величина надгробного памятника определяется Народным Собранием: на могиле «Хранителя законов», не сделавшего при жизни почти ничего полезного, лежит «простой камень», а самый лучший памятник «из белого мрамора» был поставлен человеку, твердо сопротивлявшемуся тирану и убитому им. Так историческая память и ответственность за будущее Отечества замещают в социальной утопии Щербатова философско-богословские аргументы в защиту бессмертия души. Щербатов был глубоко убежден, что воспитание и образование являются важным средством формирования морального облика человека и гражданина. Именно поэтому в его социальной утопии образование и воспитание считаются делом государственной важности: государство содержит школы и определяет программу обучения. Образование должно быть всеобщее, бесплатное, но сословное. Дворянское образование должно было отличаться энциклопедичностью и глубиной, «мещанское» - овладением «полезными науками» и практическими навыками, для крестьян предлагалось освоение грамоты и катехизиса — основ вероучения. Философ считал полезным только истинное знание, ведущее к мудрости и нравственному совершенству. Ложное знание, по его мнению, приносит больше вреда, чем пользы, поскольку создает иллюзию знания («Обманчивость» и «Высокомерие»), а это не может быть основой для принятия правильных решений правящим сословием. В аллегорическом «Путешествии в страны истинных наук и тщетного учения» описаны реки Заблуждения и Благоразумия: воды первой текут на Запад, второй — на Восток. Кто первой рекой поплывет, пишет философ, «то достигнет до царствования некого Чудовища, Наукою Тщетной называющего себя, но низкой, вредной и развращающей нравы и мысли, а кто поплывет второй, то достигнет до царствия богини Истинной Науки». Здесь надо отметить, что путь познания представляет для Щербатова одновременно и путь нравственного совершенства: истинное знание делает мудрым, а мудрость («Правомыслие» и «Здравый Рассудок») приводит к добродетели, столь необходимой «философам на троне». В сочинении «О способах преподавания разныя науки» предусматривалось основательное изучение математики, физики, химии, анатомии, ботаники, минералогии, астрономии и философских наук. В курсе общественных наук на первый план выдвигались история, география, статистика, политико-правовые дисциплины. После изучения грамматики и начал математики в 12-13 лет следует приступать к «филозофическим наукам», сначала логике, затем метафизике, которые «располагают разум наш прямые делать заключения, они дают нам познания о разных чудесных свойствах природы. Возвышают великим и малым нас к познанию Всевышня — го Естества, толь мудро устроившего все, а потому не токмо служат для украшения нашего разума, для помощи нам во многих случающихся делах, но и к поправлению самих наших нравов». Далее идет изучение права и «должностей» человека.

Завершая эту небольшую статью о великом нашем мыслителе, несколько слов следует сказать о его семье. В ней у М.М. Щербатова было два сына и шесть дочерей. Старший сын Иван умер в 1789 году, за год до смерти отца. Второй сын — Дмитрий — имел единственного сына Ивана, который был связан с декабристами и умер в ссылке в 1829 году, не оставив потомства. Одна из дочерей М.М. Щербатова — Наталья — вышла замуж за Я.Я. Чаадаева — отца будущего философа П.Я. Чаадаева.

Умер М.М. Щербатов в Москве в 1790 году, похоронен в селе Михайловском около Ярославля.

На могиле его всегда лежат цветы.

Батурин В.К. , доктор философских наук, академик РАЕН, почетный доктор и член Экспертного Совета Центра мир-системных исследований

Продолжение следует…

Михаил Щербатов. Иван Болтин

Среди наук, активно развивавшихся во второй половине XVIII века, история занимала одно из ведущих мест. Желание разобраться в прошлом своего отечества, соотнести его с историческим бытием других народов стало интеллектуальной потребностью просвещённых граждан. Занятиям в библиотеках и архивах, собирательству рукописных и старопечатных книг, документов, археологических редкостей предавались не только академические учёные, но и просто «любители истории и древностей российских».

М.М. Щербатов имел право отнести себя к историкам-профессионалам хотя бы потому, что в 1768 году он сменил своего учителя Г.Ф. Миллера на официальной должности «российского историографа». Именно Миллер увлёк Щербатова идеей последовательного изложения отечественной истории и рекомендовал его Екатерине II в качестве своего преемника. Императрица к тому времени уже имела случай убедиться в обширных познаниях и ораторских способностях Щербатова: в 1767 году он был избран депутатом от ярославского дворянства в Комиссию по составлению нового Уложения и на заседаниях Комиссии пламенно отстаивал права потомственных дворян, выступая против петровской Табели о рангах.

Михаил Михайлович Щербатов происходил из древнего княжеского рода. Записанный ещё в детстве в гвардейский Семёновский полк, он к тридцати годам приобрёл чин капитана и стойкое желание переменить военную службу на гражданскую. Член Комиссии коммерции, Медального комитета, герольдмейстер, президент Камер-коллегии, сенатор - по обыкновению той поры Щербатов успешно совмещал учёные труды с активной государственной деятельностью.

С середины 1760-х годов началось его целенаправленное изучение летописных списков,

как писал Щербатов в предисловии к первому тому, - в немалой трудности я находился, которому из сих приписать дела, повествуемые в летописцах».

С критикой щербатовской «Истории» выступил советник Военной коллегии генерал-майор И.Н. Болтин. Один из самых образованных людей своего времени, обладавший блестящим аналитическим умом, Болтин и не думал стать историографом. Поводом к полемике послужили подготовленные в 1786 году по инициативе Г.А. Потёмкина «Примечания» Болтина на «Историю древней и нынешней России», сочинённую французским врачом Н.Г. Леклерком. Усмотрев в «Примечаниях» критику в свой адрес, Щербатов в 1789 году опубликовал «Письмо к одному приятелю в

оправдание на некоторые сокрытые и явные охуления, учинённые его Истории от господина генерал-майора Болтина». На «Письмо» Щербатова Болтин, в свою очередь, написал «Ответ» с уверением, что, критикуя Леклерка, он не помышлял нападать на «Историю российскую». В то же время, воспользовавшись представившейся возможностью, он в конце «Ответа» поместил-таки возражения на труд своего оппонента. Следующей атакой в этом сражении стало «Примечание на ответ господина Болтина на письмо князя Щербатова...», напечатанное уже после смерти автора.

Кроме «Ответа», Болтин приготовил два объёмистых тома «Критических примечаний на историю князя Щербатова», где не только указывал фактические неточности и ошибки историографа, но и беспощадно разрушал его суждения о причинно-следственных связях явлений и событий российской истории. В «Лекциях по русской историографии»

В.О. Ключевский с восхищением приводит один из таких доводов Болтина: «Оспоривая мнение кн. Щербатова, будто древние новгородцы вследствие своих торговых успехов и богатства привыкли к сластолюбию, Болтин утверждает, что торговля к сластолюбию не приучает, причём ссылается на пример торговых и воздержанных голландцев и тут же прибавляет: "Противное сему в самих себе обретаем, ни торговли, ни богатства не имея, в роскоши и сластолюбии всех богатейших народов превзошли"».

Когда «Примечания» вышли в свет, ни автора «Истории», ни его оппонента уже не было в живых. Издал это сочинение известный коллекционер А.И. Мусин-Пушкин, унаследовавший архив Болтина. Научный спор, длившийся несколько лет и болезненно переживавшийся его участниками, вошёл в анналы историографии и лишь укрепил интерес к «Истории российской» и её создателю.

Щербатов Михаил Михайлович (1733-1790)
История российская от древних времян. Сочинена князь Михаилом Щербатовым. [В 7 томах.] Санкт-Петербург: При Императорской Академии наук, 1770-1791. Т.1. От начала до кончины великого князя Ярослава Владимеровича. 1770. , XVI, 325, c., 3 л. таблиц. Т.2. От начала царствования Изяслава Ярославича до покорения России татарами. 1771. , 575, с., 11 л. таблиц. Т.3. От покорения России татарами до великаго князя Димитрия Иоанновича Донскаго. 1774. , 1-499, 560-562, 503-514, c., 12 л. таблиц. Т.4. От начала царствования великаго князя Димитрия Иоанновича, проименованнаго Донской, до царствования царя Иоанна Васильевича. Ч.1. От начала царствования великаго князя Димитрия Иоанновича, проименованнаго Донской, до царствования великаго князя Иоанна Васильевича. 1781. , 598, 54 с., 16 л. таблиц. Т.4. То же. Ч.2. От начала царствования великаго князя Иоанна Васильевича, до царствования внука его царя Иоанна Васильевича, проименованнаго Грозный. 1783. , 542, 50 с. Т.4. То же. Ч.3. Содержащая в себе выписку из древних грамот, которыя приведены во свидетельство повествований четвёртаго тома сея Истории. 1784. , 355 с. Т.5. От начала царствования царя Иоанна Васильевича, до кончины царя Феодора Иоанновича, и до избрания в цари Василья Иоанновича Шуйскаго. Ч.1. От начала царствования царя Иоанна Васильевича до покорения Царства Астраханскаго. 1786. , 1-88, 99-555, с., 1 л. таблица. Т.5. От начала царствования царя Иоанна Васильевича до кончины царя Фёдора Иоанновича. Ч.2. От покорения Астрахани до начала завоевания Царства Сибирскаго. 1789. , 444 с. Т.5. От начала царствования царя Иоанна Васильевича до его кончины. Ч.3. От покорения Сибири до кончины царя Иоанна Васильевича. 1789. , 224, 100, с., 1 л. таблица. Т.5. То же. Ч.4. Содержащая в себе выписки из древних грамот, которыя приведены во свидетельство повествований, содержащихся по второй и третией части пятаго сего тома. К оным приложено уведомление о критике г. генерал-майора Болтина на разныя места сея Истории. 1789. , XII, 263 с. Т.6. От начала царствования царя Феодора Иоанновича до его кончины. Ч.1. От возшествия на престол царя Феодора Иоанновича до убиения царевича Димитрия. 1790. , 328, с. Т.6. То же. Ч.2. От убиения царевича Димитрия до кончины царя Феодора Иоанновича. 1790. , 30, 296, с., 1 л. таблица. Т.7. От кончины царя Феодора Иоанновича до избрания царя Михаила Феодоровича, дому Романовых. Ч.1. Царствование царя Бориса Феодоровича, и его сына. 1790. , 365 с., 2 л. таблиц. Т.7. То же. Ч.2. Царствование Лжедимитрия и царя Василья Иоанновича Шуйского. 1791. , 1-160, 115-122, 169-441, с. Т.7. То же. Ч.3. Содержащая в себе грамоты, служащия к доказательству заключающихся во второй части седмаго тома повествований. 1791. , 178 с. Комплект в цельнокожаных переплётах конца XVIII века. 24,5х19 см. На переднем форзаце первого тома экслибрисы: 1) С.Д. Шереметева по рис. В.А. Боброва (гравюра, конец XIX в.); 2) С.Д. Шереметева по рисунку Е.М. Бем (хромолитография, 1902); 3) А.А. и С.А. Венгеровых. Шереметев Сергей Дмитриевич (1844-1918) - граф, действительный тайный советник, член Государственного Совета, московский губернский предводитель дворянства, председатель Археографической комиссии и Общества Древней письменности, товарищ председателя Русского генеалогического общества. Владел колоссальной библиотекой, объединявшей родовые книжные собрания Шереметевых и Вяземских. Книги хранились частично в Петербурге, частично в подмосковных усадьбах - Михайловском и Остафьеве. Большая их часть была национализирована после октября 1917 года. В 1928 году, после закрытия музея в Остафьеве, остатки шереметевской библиотеки конфисковали и распределили между различными советскими организациями - Библиотекой им. В.И. Ленина, Книжной палатой, Отделом музеев Наркомпроса, Московским университетом. Значительное количество книг поступило в продажу.

Рано поняв недочеты своего образования, он старался пополнить их самостоятельным чтением. На гражданской службе, куда он скоро поступил, Щербатов имел полную возможность хорошо ознакомиться с тогдашним положением России. В 1767 г. он, в качестве депутата от ярославского дворянства, участвовал в комиссии для составления нового уложения, где, в духе данного ему избирателями наказа, очень рьяно отстаивал интересы дворянства и всеми силами боролся с либерально-настроенным меньшинством. Несколько раньше Щербатов стал заниматься русской историей, под влиянием Миллера, о чем он сам говорит в предисловии к I тому "Истории российской". В 1767 г. Щербатов, вероятно, был представлен Екатерине II , и она открыла ему доступ в патриаршую и типографическую библиотеки, где были собраны списки летописей, присланные по указу Петра I из разных монастырей. На основании 12 списков, взятых оттуда, и 7 собственных Щербатов, не имея никакой предварительной подготовки, взялся за составление истории. Несмотря на то что в 1768 г. он был назначен в комиссию о коммерции и что ему было поручено императрицей разобрать бумаги Петра I, его работа шла очень быстро: к 1769 г. он дописал 2 первые тома, до 1237 г. Тогда же начинается усиленная издательская деятельность Щербатова. Он печатает: в 1769 г., по списку патриаршей библиотеки, "Царственную книгу"; в 1770 г., по повелению Екатерины II - "Историю свейской войны", собственноручно исправленную Петром Великим; в 1771 г. - "Летопись о многих мятежах", в 1772 г. - "Царственный летописец". Собственная его история несколько замедлилась вследствие необходимости к летописным источникам присоединить и архивные, до него никем, кроме Миллера, не тронутые. В 1770 г. он получил разрешение пользоваться документами московского архива иностранной коллегии, где хранились духовные и договорные грамоты князей с половины XIII века и памятники дипломатических сношений с последней четверти XV века. Энергично принявшись за разработку этих данных, Щербатов в 1772 г. окончил III, а в 1774 г. - и IV том своей работы. Не ограничиваясь одними историческими трудами, он в 1776 - 1777 гг. составляет замечательную работу по статистике, понимая ее в широком смысле школы Ахенвалля, то есть в смысле государствоведения. Его "Статистика в рассуждении России" обнимала 12 рубрик: 1) пространство, 2) границы, 3) плодородие (экономическое описание), 4) многонародие (статистику населения), 5) веру, 6) правление, 7) силу, 8) доходы, 9) торговлю, 10) мануфактуру, 11) народный характер и 12) расположение к России соседей. В 1778 г. он сделался президентом камер-коллегии и был назначен присутствовать в экспедиции винокуренных заводов; в 1779 г. был назначен сенатором. До самой своей смерти Щербатов продолжал интересоваться политическими, философскими и экономическими вопросами, излагая свои взгляды в ряде статей. История его тоже подвигалась очень быстро. Последние тома, XIV и XV (до свержения Василия Шуйского) были изданы год спустя после его смерти (Щербатов умер в 1790 г.). В настоящее время сочинения князя Щербатова большею частью уже изданы и личность его, как историка и публициста, может быть вполне выяснена. Щербатов, как историк. Щербатову еще при жизни приходилось защищать свой труд от общих нападок, особенно против Болтина. В 1789 г. он напечатал "Письмо к одному приятелю, в оправдание на некоторые скрытые и явные охуления, учиненные его истории от господина генерал-майора Болтина", что вызвало ответ Болтина и отповедь в свою очередь Щербатова, напечатанную уже после его смерти 1792 г. Болтин указывал на ряд ошибок Щербатова: 1) в чтении летописи, вроде превращения "стяга" в "стог", "идти по нем" в "идти на помощь" и так далее и 2) на полное незнакомство Щербатова с исторической этнографией и географией. Действительно, история Щербатова очень страдает в этом отношении. Щербатов не сумел ориентироваться в древней этнографии, а ограничился пересказом известий по французским источникам, да и то "столь смутно и беспорядочно, по его собственному заявлению, что из сего никакого следствия истории сочинить невозможно". Но дело в том, что эт

от вопрос был наиболее темным, и только Шлецеру удалось внести туда некоторый свет. Во всяком случае, Щербатов зачастую является более сведущим и осторожным, чем Болтин. В обработке летописи Щербатов, несмотря на всю массу промахов, в которых его упрекали, сделал шаг вперед сравнительно с Татищевым в двух отношениях. Во-первых, Щербатов ввел в ученое пользование новые и очень важные списки, как синодальный список Новгородской летописи (XIII и XIV века), Воскресенский свод и другие. Во-вторых, он первый правильно обращался с летописями, не сливая показания разных списков в сводный текст и различая свой текст от текста источников, на которые он делал точные ссылки, хотя, как замечает Бестужев-Рюмин, его способ цитировать по номеру отнимает возможность проверки. Как и остальные наши историки XVIII века, Щербатов еще не различает вполне источника от его ученой обработки, и потому предпочитает, например, Синопсис - летописи. Не по силам еще Щербатову и выбор данных; послушно следуя за источниками, он загромождает свой труд мелочами. Много добра русской истории Щербатов принес обработкой и изданием актов. Благодаря его истории и "Вивлиофике" Новикова, наука овладела первостепенной важности источниками, как: духовными, договорными грамотами князей, памятниками дипломатических сношений и статейными списками посольств; произошла, так сказать, эмансипация истории от летописей и указана была возможность изучения более позднего периода истории, где показания летописи оскудевают или совсем прекращаются. Наконец, Миллер и Щербатов издали, а частью приготовили к изданию много архивного материала, особенно времен Петра Великого. Полученный из летописей и актов материал Щербатов связывает прагматически, но его прагматизм особого рода - рационалистический или рационалистически-индивидуалистический: творцом истории является личность. Ход событий объясняется воздействием героя на волю массы или отдельного лица, причем герой руководствуется своекорыстными побуждениями своей натуры, одинаковыми для всех людей в разные эпохи, а масса подчиняется ему по глупости или по суеверию и т. п. Так, например, Щербатов не пытается отбросить летописный рассказ о сватовстве византийского императора (уже женатого) на 70-летней Ольге, но дает ему свое объяснение: император хотел жениться на Ольге с целью заключить союз с Россией. Покорение Руси монголами он объясняет чрезмерной набожностью русских, убившей прежний воинственный дух. Согласно со своим рационализмом Щербатов не признает в истории возможности чудесного и относится холодно к религии. По взгляду на характер начала русской истории и на общий ход ее Щербатов стоит ближе всего к Шлецеру. Цель составления своей истории он видит в лучшем знакомстве современной ему Россией, то есть смотрит на историю с практической точки зрения, хотя в другом месте, основываясь на Юме, доходит до современного взгляда на историю, как науку, стремящуюся открыть законы, управляющие жизнью человечества. У современников история Щербатова не пользовалась успехом: ее считали неинтересной и неверной, а самого Щербатова - лишенным исторического дарования (императрица Екатерина II); но это, как видно из сказанного, неверно, и Карамзин нашел для себя у Щербатова довольно обильную пищу. Щербатов, как публицист, интересен, главным образом, как убежденный защитник дворянства. Его политические и социальные взгляды недалеко ушли от той эпохи. Из его многочисленных статей - "Разговор о бессмертии души", "Рассмотрение о жизни человеческой", "О выгодах недостатка" и др., особый интерес представляет его утопия - "Путешествие в землю Офирскую господина С. извецкого дворянина" (не кончено). Идеальное Офирское государство управляется государем, власть которого ограничена высшим дворянством. Остальные классы, даже рядовое дворянство, доступа к высшей власти не имеют. Необходимости для каждого гражданина принимать участие в правлении, необходимости обеспечения личной свободы Щербатов не знает. Первым сословием является дворянство, вступление в которое запрещено. Оно одно обладает правом владеть населенными землями; рекомендуется даже (в ста

тье по поводу голода в 1787 году) всю землю отдать дворянам. Но и дворян Щербатов стесняет целой массой мелочных правил. Признавая значение образования, Щербатов требует умножения числа школ, но не дает образованным людям прав дворянина. Областное управление, на которое особенно нападал Щербатов, он строит, однако, в прежнем духе, стесняя его еще больше увеличением канцелярщины и формализма. Военную службу он рекомендует организовать по типу военных поселений, что позднее было сделано в России и потерпело полное фиаско. Рассудочность века наложила сильную печать на Щербатова. Особенно характерны взгляды его на религию офирцев: религия, как и образование, должна быть строго утилитарной, служить охранению порядка, тишины и спокойствия, почему священнослужителями являются чины полиции. Другими словами, Щербатов не признает христианской религии любви, хотя это не мешает ему в статье "О повреждении нравов в России" нападать на рационалистическую философию и на Екатерину II, как на представительницу ее в России. До чего сам Щербатов проникся, однако, рационализмом, видно из его мнения, что можно в очень короткий срок пересоздать государство и что установить на целые тысячелетия незыблемый порядок, в котором нужны будут только некоторые поправки. Литература. Издание сочинений князя М.М. Щербатова еще не кончено (вышли тома I, II, 1 часть III тома). См. Иконников "Ответ генерал-майора Болтина на письмо князя Щербатова" (СПб., 1789) и "Критические примечания на Историю Щербатова" (СПб., 1793 - 94); С.М. Соловьев "Архив" (том II, пол. 2); "Современное состояние русской истории, как науки" ("Московское Обозрение", 1859, 1); Иконников "Опыт русской историографии"; Бестужев-Рюмин "Русская история" (т. I, СПб., 1872); Милюков "Главные течения русской исторической мысли" (М., 1898); Мякотин "Дворянский публицист Екатерининской эпохи" ("Русское богатство", 1898; перепечатано в сборнике статей "Из истории русского общества"); Н.Д. Чечулин "Русский социальный роман XVIII века". Г. Лучинский.