«Когда крепостных бьют — это ничего. Оскар Рабин. "Семья Кропивницких" Рабин паспорт

Оскар Яковлевич Рабин (2 января 1928, Москва - 7 ноября 2018, Париж) — российский и французский художник.

Родился 2 января 1928 года в Москве. С 1946 по 1948 год учился в Рижской Академии художеств, в 1948-1949 годах
— в Московском государственном художественном институте им. В.И. Сурикова, откуда был вскоре исключен «за формализм».
В конце 1950-х годов вместе с Е. и Л. Кропивницкими стал основателем неофициальной художественной группы «Лианозово».

Оскар Рабин находился у истоков нон-конформизма.
Рабин был инициатором и одним из главных организаторов выставки работ художников-нонконформистов весной 1974 года
на пустыре в Беляево, т.н. «бульдозерной выставки». В 1978 году эмигрировал во Францию. Советского гражданства Рабин
был лишён специальным постановлением Президиума Верховного Совета СССР. Живет в Париже.
Семья
Валентина Кропивницкая (1924—2008) — художник, жена.
Александр Рабин (1952—1994) — художник, сын.
Кропивницкая, Екатерина (1949) — дочь.

Семь лет, с 58-го по 65-й, его барак в Лианозове был неофициальным центром московской культурной жизни.
Мы видим этот барак, эту эпоху в его работах, так неполюбившихся в того время официозу.

Лаконичность формы, скупость цвета. Натюрморт и пейзаж в рамках одного полотна. Это узнаваемый стиль Рабина.
Суровая реальность, распахнутая настежь. Именно это неподкупная правда жизни, воспринимавшееся
коммунистическими властями как диссидентство, освобождение от уз соцреализма стало причиной лишения
Оскара Рабина советского гражданства.

Оскар Рабин. ""Пьяная кукла"".

Три жизни. Ретроспектива". "Три жизни" - название книги воспоминаний Рабина, вышедшей в Париже в 86-м.
Это жизнь до смерти вождя, с 1953 и до 1978-го, когда уехавшую во Францию по турвизе семью художника
лишили гражданства, и парижский период. В 2008-м этот период насчитал 30 лет.

Оскар Рабин. Мои три жизни:

Первая жизнь - с моего рождения и до смерти Сталина, поскольку от этого тирана зависела и моя жизнь,
и жизнь всех людей в стране Советов. И, конечно, при нем я бы не стал художником, так как те способности,
которые мне Бог дал, никак не соответствовали культуре и искусству сталинского пошиба.

Разрушенный город

После смерти Сталина началась моя вторая жизнь, и в этой второй жизни я смог проявить себя и
реализовать, как художник, не кривя душой и не подделываясь под официальное искусство.
Ведь если бы я хотел подделываться под официальное искусство, у меня все равно ничего бы не
вышло, потому что я не умею рисовать иначе, чем так, как у меня получается.

Оскар Рабин. Жизнь, Смерть, Любовь 1975

Эта жизнь продолжилась до 1978г., когда я оказался невольным эмигрантом в Париже, уже сложившимся
художником со своим мировоззрением, со своей манерой письма.

Вот уже 30 лет, в моей третьей жизни я имею возможность спокойно работать и заниматься своим
призванием, опираясь на творческий багаж, который был найден и сформирован в России.

Первый осколок рабинской барачной лирики- знаменитая "Помойка #8" 1959 года.

"Помойка #8" - центр и черная дыра покосившегося мироздания с извечной бутылкой водки и селедкой
(достойной, кстати, лучших натюрмортов Петрова-Водкина). И то, и другое - на все случаи.

Помойка, переросшая по размерам лачугу и подпирающая кривой скелет столба линий электропередачи.
Тоскливая серость реальности, увиденная в расширенный глазок "другого" искусства.

В заметках о художественной жизни 60-70-х Илья Кабаков писал, что

"мысль, куда пойти... в 60-е годы означала - к Оскару Рабину, мастерская которого всегда была
открыта, и он очень спокойно, почти бухгалтерски-методично, отстраненно "показывал".

Барак художественного подполья, куда приходили поэты и художники, чтобы свободно говорить и смотреть.

Полковой военный оркестр, собравшийся вокруг Евгения Кропивницкого, кружок, "Лианозовская группа".
"Бульдозерная" выставка и показ того же 74-го года в Измайлово, арест 77-го за тунеядство, госпремия
"Инновация" 2006-го "За творческий вклад в развитие современного искусства" - все это про Рабина.

Предметный мир Оскара Рабина состоит из сугубо подсобных материалов - лампочек, рубликов,
бутылок, газетных вырезок, самоваров и примусов, портретных вклеек и скромных цветочных букетов.
Как бы случайно рассыпанных, кем-то позабытых, молчаливо смотрящих и подсмотренных Рабиным.

Он осваивает коммунистически-коммунальный мир вокруг себя через частное (детали), которое
становится выразителем общего: в барачном муравейнике стоит бутылка, сквозь нее, в ней виден мир лачуг.

Через снятие границ между низким и высоким: так появляются "Улица имени Пресвят. Богородицы" или
"Пермский Христос в Лианозово", где возле барака сидит деревянный пригорюнившийся Христос,
а рядом валяется банка килек.

Если есть в этом мире иконы, есть в нем и "Мадонна Лита Лианозовская", и автопортрет с женой в костюмах
ренессансных аристократов,

и "Трефовый автопортрет",

и "гимн" "Столичной" или "Московской",

. Поселившись в 1978 году в Париже, он обрел там новое дыхание и международное признание.

Тяжелая судьба Оскара Яковлевича и его творческой династии поистине трагична, долгие годы
диссидентства и трагическая потеря единственного сына, наложили отпечаток на жизнь художника,
но не сломили его, ведь с ним всегда была его Муза и жена Валентина Кропивницкая.

Оскар Рабин. Фото: Cinedoc Film Company

БИОГРАФИЯ

Оскар Рабин
Художник

1928 родился в семье врачей в Москве; рано осиротел
С 13 лет посещал студию Евгения Кропивницкого, поэта и художника
1948 поступил в Московский художественный институт им. В.И.Сурикова, откуда был вскоре исключен «за формализм»
1950 - 1957 работал грузчиком на железной дороге, мастером на строительстве Севводстроя
1950 женился на Валентине Кропивницкой
Конец 1950-х вместе с Евгением и Львом Кропивницкими стал основателем неофициальной художественной группы «Лианозово» (по названию подмосковного поселка, где Рабин жил в 1956-1964)
1964 работы Оскара Рабина впервые представлены на зарубежной выставке
1974 один из организаторов знаменитой Бульдозерной выставки
1977 выезжает по туристической визе в Европу
1978 лишен советского гражданства
2006 получил паспорт гражданина Российской Федерации
2013 кавалер ордена Российской академии художеств «За служение искусству»

Ваш дом находится на той же парижской площади, что и Центр Помпиду. Вам такое соседство импонирует?

Этот вид из окна моей мастерской на музей я наблюдаю уже почти 30 лет. Но не могу сказать, оказало ли на меня влияние это соседство. Конечно, мне приятно, что такой музей рядом. О Париже уже столько сказано, что ничего нового не скажешь. Конечно же, я рад, что могу жить и работать в Париже. Настоящая моя жизнь вон там, за тем окном, когда выхожу из ателье. Это такой вечный театр, вечный праздник, и я сам в этом театре, в этой пьесе тоже принимаю участие как статист.

Не жалеете о выбранном вами пути?

Сколько себя помню — а память пока мне не изменяет, — я всегда хотел стать художником. К концу 1950-х годов наступила оттепель, появились печатные издания тех писателей, которые ранее были запрещены, в частности «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, но границы были закрыты и познакомиться с другими странами и миром было невозможно, хотя и хотелось. В 1957 году в Москве прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов, на котором открылась выставка живописи. А я как раз увлекался такой манерой письма, как монотипия. И вот, взяв одну из своих работ, на которой был изображен букетик полевых цветов, я принес ее на выставочный комитет. К моему большому удивлению, картина прошла многоступенчатый отбор, и я даже получил почетный диплом участника выставки. И благодаря этому диплому меня приняли на оформительский комбинат. Это было огромным счастьем. Потому что раньше кем я только не работал! Даже десятником на железной дороге. А здесь мог заниматься любимым делом.

Оскар Рабин (в центре), Надежда Эльская и Виктор Агамов-Тупицын на выставке в Измайлове. Иллюстрация из книги Виктора Агамова-Тупицына «Бульдозерная выставка» (М.: Ад Маргинем Пресс, 2014)

Вы ведь не входили в Союз художников?

Какое там! «Нонконформисты» — это условное название. Называли нас по-разному, в основном в ругательном смысле. Потому что нонконформисты — это все были неофициальные художники, которые в союзе не состояли или официально нигде не числились, и выставляться им было негде. Поэтому решили устроить выставку на открытом воздухе. Мы искали такое место, чтобы ни милиция, ни кто-нибудь другой не могли придраться и обвинить нас в том, что мы мешаем пешеходам. Поэтому был выбран пустырь. В какой дурной голове партийных или милицейских чиновников возникла идея давить картины бульдозерами, нам не докладывали. Бульдозерная выставка была самым ярким событием моей жизни, несмотря на то что мне пришлось покинуть СССР. Хотя уезжать, как потом, после перестройки, уезжали по личному желанию художники, — это одно, а меня лишили гражданства и выкинули за пределы страны — это совсем иное.

Вам сложно было?

В 50 лет, без языка, всей семьей выехать туда, где ты никогда не бывал и где никто тебя не ждет, достаточно сложно. Зато благодаря Бульдозерной выставке и тому, что это событие вышло за пределы страны, остальным советским художникам было сделано послабление. Все запрещенные западные направления живописи: абстракционизм, экспрессионизм, за которые исключали из Союза художников, вдруг, как по мановению волшебной палочки, высоким начальством решено было признать.

Оскар Рабин. «Кисти и Париж». 2006. Фото: Предоставлено художником

Бульдозерная выставка

Несанкционированная уличная выставка картин, организованная 15 сентября 1974 года московскими художниками-нонконформистами на беляевском пустыре, на пересечении улиц Островитянова и Профсоюзной. В выставке участвовало около 20 художников (помимо Оскара Рабина, Лидия Мастеркова, Александр Меламид и Виталий Комар, Владимир Немухин, Василий Ситников и другие). Присутствовали коллекционер и пропагандист неофициального искусства Александр Глезер, западные журналисты и дипломаты — покупатели картин нонконформистов. Выставка была уничтожена сотрудниками милиции при помощи бульдозеров, отчего и получила свое название. После нее о существовании неофициального искусства в СССР узнал весь мир. Вскоре власти пошли на уступки и разрешили проведение второй выставки на свежем воздухе — в Измайлове, двумя неделями позже. В выставке участвовало около 40 художников, она привлекла тысячи зрителей (на фото в центре — Оскар Рабин).

А у вас покупали картины в Париже?

Да, и на это я смог жить со своей семьей. Именно на то, что давало занятие живописью, а не какая-то иная подработка. Конечно, сначала это были не бог весть какие деньги, но всегда хватало на жареную курицу и бутылку вина, хватало на краски — а что художнику еще нужно? Самое главное — я стал жить как хочу, писать что хочу, и никто мне был не указ. Конечно, что-то я писал по заказу, зато в последние годы судьба мне сделала подарок, и я живу по своим законам и делаю что пожелаю.

Как рождается картина?

Знаете, трудно даже сказать, когда что-то начинает получаться. Потому что вот так вот пишешь — иногда, бывает, день, два, три, — мажешь без толку, и какое-то ощущение… не то чтобы депрессия, а кажется, что вот все уже написал, что уже больше не смогу. Как будто и не рисовал никогда в жизни. Хотя у меня бог знает сколько написано за мою жизнь всего. Сейчас уже больше полутора тысяч картин, которые я фиксировал. И тем не менее все равно бывают моменты, когда не получается. Как будто и рисовать не умеешь, и писать не можешь. Те же краски, которые были, — вот раз я их смешивал, смешивал, а они не попадают, не получается. И тем не менее все-таки по несколько часов я работаю каждый день. Каждый день. Поэтому ни о каких там вдохновениях речи нет. Ну, а как получается — черт его знает! Вот где-то зацепится на каком-то кусочке, начинает получаться — и все пошло-поехало...

Оскар Рабин. «Помойка № 8». 1958. Фото: Tsukanov Family Foundation

Вы радуетесь каждому дню?

Меня вдохновляет жизнь. Симпатичные люди…

Девушки?

И девушки тоже, а красивые — особенно!

А вот враги у вас были? Кто-то мешал вам?

В России мешала советская власть. Это включало в себя и быт, и что рисовать, и какими красками. Конкретно меня обвиняли в том, что я употребляю много черной краски в своих работах. Я отвечал: «Ну не продавайте черную краску!» Но власть вмешивалась абсолютно во все и везде. И мне, конечно, это не нравилось.

Оскар Рабин. «Неправда». 1975. Фото: предоставлено художником

Ваши картины подделывают?

Да, с определенной целью — продать по любой цене. Подделки все неважного качества. Продают людям, которые никогда не видели оригинала, но слышали фамилию. Аферисты берут мои сюжеты и предметы, иногда переставляют местами и затем моим шрифтом подписывают: «Рабин». Вот если бы они подписывали: «Не Рабин», было бы намного интереснее. А то делают все тяп-ляп.

Как вы относитесь к современному искусству?

Для меня современное искусство является, скорее, экспериментом. Это вовсе не плохо. В науке ведь тоже есть эксперименты. Но в данном случае, в искусстве, это не имеет результата. Яркий пример эксперимента — «Фонтан» Марселя Дюшана, который выставил писсуар как арт-объект. Дюшан взял его из жизни, отнял функции и перенес в музей. И представил, что это тоже может быть скульптурой. Единственное, что сделал сам автор: он на нем расписался. Скульптура — это не только форма, все это относительно. Дюшан не делал сам эту форму, он просто ее увидел и оценил, что ее можно представить как объект. Но ведь скульптурой люди пытались выразить свои чаяния, решить много задач. Поэтому то, что сейчас представляют собой инсталляции, — это результат работы мозга, но не души. Просто не сравнить со старыми мастерами, Пикассо, Шагалом, которые воспитывались на старом искусстве. В них это заложено, и никуда они от этого деться не могли.

Оскар Рабин у мольберта. 1969 г. Фото: Игорь Пальмин

А ваши приоритеты изменились со временем?

Нет. Принципиально не изменились. Были, конечно, метания и пробы, я даже абстракции пытался писать, но очень быстро понял, что ничего этой абстракцией сказать не могу, не могу выразить. Хотя я жил в такое время, когда очень многие шли в этом направлении. Вот был такой коллекционер Костаки. Он приезжал ко мне, смотрел работы, похлопывал по плечу (очень любил покровительствовать) и говорил: «Ну ты не огорчайся! Ведь в предметном мире искусства все уже сказано. Теперь язык — беспредметный. Люди в космос выходят, и там тоже свой язык. Так что придет время — никуда ты не денешься и будешь тоже абстракционистом». Слава богу, его предположения не осуществились. Но я не скрываю: меня интересует современное искусство. И я хожу на выставки и пытаюсь понять, куда это все приведет.

Вы были одним из организаторов неподцензурной Бульдозерной выставки. Способны ли современные художники на подобный шаг?

Конечно, способны. Люди явно ждут чего-то нового. Не на словах, где все повторяется уже 100 лет, — они ждут какого-то смелого шага. Просто все, что не включается в план современного искусства, объявляется вчерашним днем. Екатерина Деготь (российский искусствовед, арт-критик, куратор. — TANR) так выразилась, когда ее спросили: «Что вы считаете достойным искусством?» Она ответила: «А это мы решим». Кто «мы»? «Я ездила по всему свету, видела все музеи современного искусства, читала все статьи по этому поводу, и я имею право решать. А вы не читали, не ездили и не знаете».

Вы возмущены таким ответом?

Я не возмущаюсь, у меня уже возраст не тот. Но я не согласен.

СЕМЬЯ КРОПИВНИЦКИХ

Даже теперь, когда Евгению Леонидовичу исполнилось восемьдесят пять лет, к нему постоянно приходят молодые художники и писатели. Человек, сам страстно увлеченный искусством, он умеет увлечь других. Сын мелкого железнодорожного служащего (его отец работал на станции Царицыно под Москвой), молодой Кропивницкий окончил Строгановское училище и получил диплом, который дал ему право работать учителем рисования. Дома он писал полотна, которые почти никогда не выставлялись, и сочинял стихи, которые не публиковались. Стихов этих существует больше тысячи, и многие из них — замечательные. В живописи, кроме абстрактных полотен, большое место в его творчестве занимают изящные пейзажи с натуры и серия ню и портретов нимфеток, к красоте которых он был особенно неравнодушен. Из-за отсутствия пианино Евгению Леонидовичу пришлось отказаться от сочинения музыки, но помню, что сочиненную им в молодости оперу мы хором пели на Долгопрудной.

Евгений Леонидович был прирожденным учителем. В условиях советской власти он учил свободе от всяческих схем и догм. В его доме не чувствовалось гнета времени, дышалось легко и свободно. Всю свою долгую жизнь Евгений Леонидович жил на небольшую зарплату учителя рисования, ничтожную даже по советским меркам. Он был беден, однако, незаметная должность учителя рисования давала ему редчайшую возможность быть духовно свободным и ни от кого не зависеть. Материальной стороне жизни он не придавал особенного значения, вещей не любил и тяготился ими, хотя не относился к категории людей, готовых отдать ближнему последнюю рубашку. Евгений Леонидович, даже если бы у него было такое желание, не смог бы этого сделать — у него у самого была одна-единственная. Превыше всего этот человек ставил духовный и интеллектуальный комфорт. Он был эгоистом, каким нередко бывают люди искусства. Погружаясь в собственный мир, он, казалось, не замечал, в какой бедности живет его семья, которой без Ольги Ананьевны пришлось бы плохо.

Ольга Ананьевна была удивительная женщина, почти святая. Таково мнение всех, кто ее близко знал. Евгений Леонидович встретил свою будущую жену в провинции, куда его семья переселилась из страха возможных преследований — дело было сразу после революции. Отец Ольги Ананьевны, умерший сравнительно рано, был выходцем из крестьян. Очень одаренный и трудолюбивый, он сумел окончить университет и стать врачом. За особые заслуги в медицине ему присвоили личное дворянство. Ольга Ананьевна окончила педагогическое художественное училище и стала учительницей рисования. Ей пришлось работать в деревне, и она одно время преподавала, потом работала счетоводом и библиотекарем. Как бы трудно ни было, какие бы неприятности ни сваливались на голову, Ольга Ананьевна никогда не жаловалась. Я ни разу не слышал от нее ни единого слова упрека в чей-нибудь адрес.

Понимая заботы и горести каждого, она всем стремилась помочь. Когда муж, неисправимый Дон-Жуан, обижал очередную ’’даму сердца”, Ольга Ананьевна старалась ее утешить. Брак Кропивницких никогда не был зарегистрирован — в те времена этому не придавали значения — однако, они вырастили двух детей и прожили вместе пятьдесят два года, до самой смерти Ольги Ананьевны в 1971 году. Ни один из членов семьи Кропивницких, кроме, может быть, бабушки, не придавал никакого значения дворянскому происхождению рода Кропивницких. Я упоминаю об этом лишь потому, что сын Евгения Леонидовича Лев поплатился за свою ’’голубую кровь” десятью годами лагерей. По-настоящему я познакомился с ним лишь после его возвращения из ссылки, когда умер Сталин, однако, много слышал о нем от Евгения Леонидовича и Вали, которые гордились его умом и самыми разнообразными талантами.

История ареста Льва Кропивницкого такова. Его взяли на фронт в августе 1941 года, едва ему исполнилось восемнадцать лет. Отвоевав два года, Лев получил тяжелое ранение и много времени провалялся в госпиталях. Демобилизованный как инвалид, он хотел заняться живописью и поступил в Институт прикладного и декоративного искусства, где директором в то время был Дейнека. Там он сблизился с группой демобилизованных, как и он, офицеров, которых связывало одно: благородное происхождение. Молодые люди собирались, чтобы порассуждать об особенностях советского и царского режимов, о своих предках и о том положении, которое они, потомки дворян, могли бы занимать в государстве, не случись большевистской революции. Их очень скоро выдали, и каждый получил от десяти до пятнадцати лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Самое плохое заключалось в том, что у "дворян" хранились списки знакомых, которых они по тем или иным признакам причисляли к аристократам и которыми рассчитывали пополнить свои ряды. Эти списки попали в КГБ, и все в них упомянутые тоже получили большие сроки.

Среди упомянутых в списках находился молодой, очень талантливый художник Борис Свешников. Не знаю, текла ли в его жилах голубая кровь, знаю только, что свои восемь лет он отсидел полностью. Замечательные рисунки, которые ему удалось сделать в лагере, гораздо больше расскажут о сюрреалистической лагерной жизни, чем некоторые рассказы и повести. Освободившись, он тихо писал свои фантастические полотна, никому их не показывая и стремясь вообще как можно меньше общаться с людьми. Последние годы мы с ним подружились, но он не решался участвовать в наших выставках. Борис Свешников состоял в Союзе художников в секции графики и иллюстрациями зарабатывал себе на жизнь. В Долгопрудной многие знали, что Лев сидит, однако, относились к Кропивницким по-прежнему хорошо. После смерти Сталина Льву на год снизили срок, он отсидел девять лет, и, отбыв еще два года ссылки, вернулся в Долгопрудную. Оглядевшись и немного придя в себя, Лев со свойственным ему энтузиазмом и энергией принялся за живопись. О годах, проведенных в лагере, он вспоминать не любил.

МАММ отмечает 85-летие одного из лидеров советского художественного движения нонконформистов, участника «Лианозовской группы», вдохновителя и организатора легендарной «Бульдозерной выставки» выдающегося художника Оскара Яковлевича Рабина, впервые представляя выставку его ранней графики.

В экспозицию вошли графические работы из собрания Александра Кроника и живописные картины из собрания Tsukanov Family Foundation, относящиеся к самому раннему периоду творчества художника с 1954 по 1966 годы. Особую ценность представляют текстовые комментарии к ряду работ, записанные Александром Кроником со слов Рабина. Многочасовые беседы художника и коллекционера отчетливо проявляют «голос» Рабина, его довольно ранее осознание не только художественной магистрали, по которой он с рыцарским благородством движется по сей день, но и предчувствие собственной судьбы.

Оскар Рабин стал ключевой фигурой в истории советского нонкомформизма, который приобрел финальные черты и оформился как мощное художественное движение после печально известного разгрома Н.С. Хрущевым манежной выставки МОСХа в 1962 году. Так называемые нонконформисты категорически не вписывались в картину социалистической действительности, были из нее сознательно выключены как элементы заведомо враждебные, вредные, заклейменные странным словом «формалисты». Художники Рабин, Немухин, Янкилевский, Кабаков и Булатов, Штейнберг (ряд можно продолжать бесконечно) окончательно ушли «в подполье», научились почти лабораторной работе в темноте и холоде мастерских (если таковые были), время от времени объединяясь в творческие группы скорее по принципу дружбы и личных отношений, нежели по художественным соображениям. Одной из самых цельных групп стала так называемая «Лианозовская школа», которая объединила поэтов (Г. Сапгира, И. Холина, Я. Сатуновского и др.), художников О. Рабина, В. Немухина, Л. Мастеркову. Ключевой фигурой для «лианозовцев» был художник и поэт Евгений Кропивницкий, дочь которого Валентина стала женой и верной спутницей жизни Оскара Рабина. Программным стремлением «лианозовцев» стал отказ от любой формы поэтизации действительности, поэты и художники использовали подчеркнуто скупой язык, живописные и поэтические образы заимствовались только из видимой реальности, реальности бараков, скудной еды, дешевой водки и нескончаемой человеческой тоски, словно в чистилище.

1950-60-е годы - чрезвычайно интересный и важный этап творчества Рабина. К этому времени относятся его первые опыты в духе «русского поп-арта» с водкой, картами, дорожными знаками и вывесками, автопортреты и портреты жены Валентины Кропивницкой, друзей-художников, лианозовские «пейзажи» с бараками - одним словом, именно в этот момент Рабин определяет собственный сюжетный регистр, постепенно отрабатывает формальные приемы, благодаря которым становится очень быстро узнаваем. Тогда же, в 1950-е-1960-е гг. становится очевидным фатальный разрыв Рабина с официальной советской художественной жизнью, его живопись и графика идет вразрез с господствующим соцреалистическим каноном, и власти запускают кампанию травли художника в прессе, стартовавшую 29 сентября 1960 статьей «Жрецы «Помойки № 8», опубликованной в «Московском комсомольце». В экспозиции представлен графический вариант «Помойки № 8», и живописная работа, по поводу которой советский журналист писал: «Вот мрачный и грязный холст... Видишь какие-то обглоданные кости, что-то отвратительно переплетающееся, какие-то чёрные отростки. ... только прочитав жирную надпись «Помойка № 8», узнаёшь «идею» и «содержание» этого поистине шизофренического «полотна».

В результате этой кампании Рабин покинул СССР, был лишен советского гражданства и по свидетельству самого художника прожил свою «третью жизнь в Париже». Официальное возвращение Рабина в российский художественный контекст произошло относительно недавно, и теперь после полноценной ретроспективы в Государственной Третьяковской галерее, ряда других выставок, МАММ рад представить камерный проект, который тем не менее проявляет зрителю рабинское «начало», позволяет уловить в этюдах и полноценных графических работах то, сделало живопись Рабина абсолютным символом эпохи, и, кажется, не найдется более точного описания советской действительности чем рабинские «Паспорт», «1 рубль» и «Барак с луной».

Начиная с 1965 Рабин принимал участие в выставках, проходящих за границей СССР. Эрик Эсторик (Eric Estorick), владелец Grosvenor Gallery, является организатором самых первых зарубежных выставок нонконформистов в 1960-е годы и, в том числе, первой персональной выставки Оскара Рабина, проходившей в 1965 в Лондоне. 8 рисунков Рабина 1965-1966 из коллекции Эсторика, недавно приобретенные российским коллекционером, вернулись в Москву, и МАММ рад впервые представить эти работы зрителям.

www.svoykrug.com ; www.tsukanovartcollection.com .
Автор комментариев: Александр Кроник.
Перевод и текст об Эсторике: Рут Эддисон.

1928 - родился 2 января в Москве.
1945-1947 - учёба в Рижской академии художеств.
1947 - возвращение в Москву, учится в МГХИ им. В. И. Сурикова.
1957 - участие в выставке произведений молодых художников на VI Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве. Удостоен Почётного диплома.
1964 - первая групповая выставка за рубежом в Grosvenor Gallery (Великобритания, Лондон).
1965 - первая персональная выставка за рубежом в Grosvenor Gallery (Великобритания, Лондон).
1967 - вступление в Горком художников книги, графики и плаката. Участие в групповой выставке, организованной А. Глезером.
1974 - организатор и участник «бульдозерной выставки» и выставки в Измайлово.
1975 - участие в выставке в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ.
1978 - поездка во Францию, лишение советского гражданства.
1986 - получение французского гражданства.
2006 - вручение в посольстве РФ во Франции послом РФ А.А. Авдеевым /впоследствии Министр культуры РФ/ российского паспорта.
2006 - лауреат Государственной премии «Инновация» за творческий вклад в развитие современного искусства.
2008 - звание Почётного академика Российской академии художеств.
2013 - награжден орденом Российской академии художеств «За служение искусству».

Во Флоренции на 91-м году жизни умер Оскар Рабин. Принято говорить, что с художником уходит эпоха. Нет, эпоха осталась, как осталось и искусство Оскара Рабина, чьи картины находятся в собраниях крупнейших музеев мира, от Третьяковской галереи до Центра Жоржа Помпиду.

Французские критики называли Оскара Рабина "Солженицыным в живописи". Фото: Григорий Сысоев/ТАСС

Французские критики называли его "Солженицыным в живописи", российские - "главнокомандующим советского арт-сопротивления, его Кутузовым, выигравшим свое Бородино - знаменитую "бульдозерную выставку" 1974 году" (Милена Орлова). Друзья в шутку - "министром культуры".

Но в каждой шутке есть доля истины. Благодаря Оскару Рабину и его тестю поэту Евгению Кропивницкому самый обычный маргинальный подмосковный барак в Лианозово вдруг начал обретать свойства центра, вокруг которого кипит жизнь. Барак остался от лагерных времен. "Гражданским" его отдали потом. Там, в 19-метровой комнате, где жили Оскар Рабин и его жена Валентина Кропивницкая с двумя детьми, и проходили "приемы". Здесь в конце 1950-начале 1960-х люди показывали свои картины, читали стихи - те, что не могли быть напечатаны, выставлены "официально".

"Мы продолжали жить в лианозовском бараке, а так как телефона у нас не было, то объявили, что устраиваем "приемный день" - воскресенье. Чаще других у нас бывали Генрих Сапгир, Игорь Холин, Коля Вечтомов, Лев [Кропивницкий], Володя Немухин с женой художницей Лидой Мастерковой. Вообще приходило много народу, иногда совершенно незнакомого". Так сам художник описывал начало знаменитой "лианозовской группы" в конце 50-х годов. Первую картину у Рабина купил собиратель русского авангарда Георгий Дионисович Костаки. Первого иностранного корреспондента привел в барак поэт Игорь Холин.

Говорят, что Оскар Рабин и Кропивницкие принадлежали к "неофициальному искусству". Это не совсем точно. Они не "принадлежали", они были среди первых, кто сформировал мир "неофициального искусства". Мир изначально частной жизни, который постепенно начал обретать черты публичности. Публичная открытость возникала не благодаря доступу к СМИ или структурам власти. Скорее, напротив. В лианозовской коммунальной комнате семьи Рабина-Кропивницкой рождалась территория свободы - на почве любви, бескорыстного дружеского участия, интереса к искусству.

"Мысль, куда пойти, каких художников посмотреть, в 1960-е означала - к Оскару Рабину, мастерская которого была всегда открыта, и он очень спокойно, почти бухгалтерски-методично, отстраненно "показывал", - так описывает ситуацию Илья Кабаков. - И там можно было найти все средоточие последних новостей - взаимоотношения с властями, с покупателями. С приехавшими художниками из других городов - весь комок напряжения художественной жизни, творческой и бытовой, содержался в оскаровской мастерской". Позже, после переезда семьи Рабина на Преображенку, "приемы" продолжались уже в панельной многоэтажке.

Фото: Александра Краснова/ТАСС

Власть стремилась расширить границы публичной жизни, добиваясь прозрачности частного мира для недремлющего ока Старшего брата (если вспомнить антиутопию Оруэлла). Оскар Рабин, напротив, раздвинул границы частной жизни, открыв "неофициальную", частную жизнь для публичных споров, обсуждений искусства. Фактически Рабин придал "неофициальной жизни", а тем самым и "неофициальному искусству" статус публичности. Одним словом, он вывел его из "угла" на сцену для всеобщего обозрения.

Среди жестов никем не назначенного "министра", закрепляющих этот выход, было и создание музея неофициального искусства Александра Глезера, которого Оскар Яковлевич поддерживал, и выставка в ДК "Дружба" (1967), закрытая через два часа после открытия, и, наконец, "первый осенний просмотр картин на открытом воздухе" в 1974 году на пустыре в Беляево. На пустыре - потому что там общественный порядок невозможно нарушить. Здесь и произошла знаменитая битва художников с бульдозерами. Рабин тогда развернул картины, пытаясь показать их приглашенным зрителям. Эти события описаны очевидцами: "Разъярившийся бульдозерист сначала раздавил машиной холсты, а затем двинулся дальше. Рабин висел на верхнем ноже, подогнув ноги, чтобы нижним их не отрезало. На помощь отцу бросился сын. Кто-то из милиционеров остановил бульдозер. Отца и сына бросили в милицейскую "Волгу" и увезли". Затем в битву включились поливальные машины и люди с плакатом "Все на субботник". Потом вышедшие на субботник в воскресенье победно сожгли три картины.

Международный резонанс "бульдозерной выставки" принудил власти к миру. Уже в конце сентября в Измайловском парке на несколько часов был открыт "Второй осенний просмотр картин на открытом воздухе". Этот open-air завершился без хэппенинга псевдоактивистов. А в ноябре 1974 открылась экспозиция "неофициалов" уже в ЦДРИ. Как вспоминал коллекционер Леонид Талочкин, "ничего страшного не произошло, не считая того, что толпа зрителей сломала чугунные перила на лестнице и доступ желающих на выставку пришлось ограничить".

"Натюрморт". Фото: Дмитрий Коробейников/РИА Новости

В 1972 Оскар Рабин нарисует "Паспорт", где в графе национальность напишет "латыш (еврей)", а в невиданной графе "место смерти" укажет не без черного юмора - "под забором? В Израиле?". Он умер во Флоренции, в городе Данте, поэта-изгнанника. Символично для человека, который в 1978 году, когда с семьей гостил по приглашению во Франции, был лишен советского гражданства. Так они с женой Валентиной Евгеньевной Кропивницкой и сыном Сашей стали парижскими жителями. Новый российский паспорт он получит только в 2006. Незадолго до большой ретроспективы в Третьяковской галерее и Отделе личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина.

Внешняя простота его живописи, где пространство тяготеет к плоскости, а экспрессия цвета ограничена графикой черного контура, обманчива. Видя его брутальные натюрморты с водкой и селедкой на газете, на фоне темных улиц с бараками, одни вспоминали "Последний кабак у заставы" Перова. Другие ссылались на самого художника, назвавшего ряд своих работ "Русский поп-арт". Действительно, фотографии и листы газет, постеры к выставке Ренуара и денежные купюры, разбросанные карты и собственные паспорта - постоянные персонажи его полотен… Но, пожалуй, ближе всего художественные поиски Рабина к творчеству экспрессионистов. О последних напоминает сочный темный контур, которым обведены предметы, выделение фрагментов, которые обретали "брутальную автономность и значимость некоего акцента-"аккорда".

В отличие от экспрессионистов, он не использует технику гравюры. Но ему явно импонирует ее суровая сдержанность и точность штриха. Интересно наблюдение Льва Кропивницкого, так описывавшего работу Оскара Рабина: "В его работах нет ничего от нашей русской расхлябанности и безответственности. Напротив - он отвечает за все. От качества грунта до строго найденной подписи. Он рационалист. Всякая случайность чужда ему. Все, что он делает, должно быть создано им. Состав краски и характер деформации, очередной экстравагантный прием и общий живописный эффект. Он никогда ничего не упускает. И не ищет вдохновения. Он заставляет себя работать ежедневно в определенные часы и почти без неудач". Смешно, но этого трудоголика власти в 1977 году обвинили в тунеядстве.

"Бани". Фото: Сергей Пятаков/РИА Новости

Сам художник объяснил свой подход просто: "Я стал писать объекты-символы, наделяя их двойным смыслом, придавая им другую функцию, кроме общеизвестной". Его печальный "Пермский Христос в Лианозово" (1966), отсылающий к чеканным образам раннеренессансных красавиц портрет Валентины Кропивницкой 1964 года ("Моя жена"), образы святых на фоне блочных домов в Химках-Ховрино, аккумулируют энергию духовного напряженного поиска. С этой точки зрения от работ Рабина до соц-арта или поп-арта так же далеко, как до Луны. Он вообще не решает социально-критических задач. Он - о другом. Об апокалиптическом видении мира, забывшего Бога. Не удивительно, что его стилистика не изменилась после переезда в Париж.